Отправлено: 08.12.06 23:37. Заголовок: слеш и полный бред2

не знаю чего у нас та тема закрылась, то ли я урод, то ли по объему перебор то ли верховный админ тоже нас не хочет ))) буду думать что по объему )))

 Отправлено: 19.04.07 12:58. Заголовок: Рассказ без названия. Часть 3. Окончание

Предупреждение аффтара: кто не спрятался, я не виновата.

Я не стала ничего скрывать от Андрея. Рассказала все, как есть, умолчав только о том, что Маврин приходил к Максиму с оружием.
– Прости, я подвела тебя, – я понимала, что мое извинение звучит глупо. Андрей, казалось, застыл, потрясенный моим сообщением. Мне было бы гораздо легче, если бы он обругал меня, но Андрей не проронил ни слова.
– Андрей, я постараюсь придумать, как отвезти тебя в Москву, к родителям.
– Он никогда не оставит меня в покое. Он убьет меня.
– Андрей, не смей так говорить! – я схватила Лефлера за плечи и резко встряхнула. – Слышишь, не смей!
Весь день атмосфера была напряженной. Моя кошка, чувствуя общее подавленное настроение, курсировала по квартире, ласкаясь то ко мне, то к Андрею, стараясь по-своему, по-кошачьи, помочь.
Я засела за телефон, выискивая знакомого, который бы согласился отвезти Андрея и меня в Москву, попутно, сочиняя отмазку для начальства. Начальство опередило меня. Редактор объявился ближе к вечеру и вежливым матом посоветовал мне завтра явиться на работу, желательно во второй половине дня, потому что с утра воспринимать мои аналитические выкладки он не в состоянии.
Мои усилия по поиску транспортного средства и шофера-филантропа увенчались успехом, чем я поспешила обрадовать Андрея.
– Мы сможем уехать послезавтра.

На следующий день около десяти, когда я приводила материалы для редактора в порядок, в дверь позвонили. Андрей влетел в мою комнату:
– Это он! Это Сергей!
– Не паникуй. Сиди здесь и не выходи.
Я подошла к входной двери, посмотрела в глазок: это оказалась моя соседка из 88 квартиры.
– Здравствуйте, Надежда Федоровна, – я посторонилась, пропуская ее в коридор.
– Ниночка, добрый день. Можно тебя попросить об одном одолжении?
– Конечно.
– Мне в больницу надо, не хочу Светочку одну дома оставлять. Можно, она пару часиков у тебя побудет?
– Приводите.
– А то знаешь, – продолжала Надежда Федоровна, – вчера на этаже какой-то странный тип ошивался.
– Какой тип?
– Я его не видела, мне муж сказал. Высокий, говорит, длинноволосый. Когда Михаил спросил его, что он здесь забыл, тот сразу вышел на переходную лоджию.
– Ладно, приводите Свету, я за ней послежу. Только мне в двенадцать нужно будет уйти.
– Спасибо, я постараюсь не задерживаться.

«Высокий, длинноволосый», – вспоминала я слова соседки. – «Неужели Маврин?» Самым правильным в этой ситуации, конечно, было немедленно уехать куда-нибудь. Где переночевать я бы нашла, а завтра мы все равно должны были отбыть в столицу. «Ну, что за глупости!» – одернула я сама себя.
Через полтора часа вернулась Надежда Федоровна, вместе с ней я вышла из квартиры, убедившись, что на площадке никого нет. Андрею наказала, чтобы он не подходил к двери и не брал трубку, если кто-то будет звонить.

Разговор с редактором, несмотря на его угрозы, прошел вполне мирно, и занял меньше времени, нежели я предполагала. Получив на руки новое задание, я поспешила смыться. Уже у выхода меня тормознул коллега.
– Привет, Кудряшка, что-то ты совсем нас забыла, не заходишь.
– Дела-дела.
– Знаем мы твои дела. Между прочим, ты слышала, Максима Сенчина избили?
– Вот как?
– Ага, подкараулили на лестнице, затащили в квартиру и там отметелили, за милую душу. По моему мнению, он получил по заслугам.
Мне не оставалось ничего другого, как неопределенно пожать плечами.
Еле избавившись от навязчивого коллеги, я заторопилась домой.

Выйдя из лифта на своем этаже, я замерла на месте: рядом с моей дверью стоял Маврин. Он обернулся на шум закрывающегося лифта. В моем мозгу мгновенно воскресли воспоминания об уроках ОБЖ в школе, я как будто услышала голос Белобородова М.В.: «Если рядом с вашей квартирой стоит незнакомый человек, сделайте вид, что вы пришли в гости. Постучитесь в дверь к соседям, которые, предположительно, могут быть дома. Если никто не откроет, уходите. Если незнакомец начнет вас о чем-нибудь спрашивать, ничего не отвечайте». Перебирая в голове всю эту белиберду, я прошла мимо Маврина и позвонила в квартиру под номером 88. Спиной я чувствовала, что он на меня смотрит. Надежда Федоровна не заставила себя ждать.
– Да, Ниночка. Что-то случилось?
– Можно войти? – я скосила глаза в сторону, стараясь взглядом показать, что сзади меня кто-то стоит.
Соседка выглянула из-за моего плеча. Надо отдать ей должное, она сразу все поняла.
– Заходи.
Как только Надежда Федоровна закрыла за мной дверь, я припала к глазку. Маврин звонил в мою дверь. Я достала телефон и набрала свой домашний номер. Разумеется, Андрей не взял трубку.
– Ниночка, что происходит? Ты знаешь этого мужчину?
– Нет.
Я снова вернулась к глазку. Маврина не было видно.
– Что там?
– Пока ничего. Можно, я у вас немного посижу?
– Конечно, скоро должен прийти Миша.
Прошло минут пятнадцать. Внезапно, тишину прорезал глухой звук удара. Я бросилась к двери. Звук повторился. Глянув в глазок, я ужаснулась: Маврин стоял с пистолетом в руке и целился в замок на моей двери.
– Звоните в милицию! – крикнула я прибежавшей вслед за мной Надежде Федоровне.
Отделение милиции находится в десяти минутах неспешной ходьбы от моего дома, а на машине еще быстрее. Правоохранительные органы резво отреагировали на сообщение о стрельбе. Маврин пытался защищаться, но его все равно скрутили. Когда я заметила, что на него надели наручники, тут же выскочила на площадку.
– Девушка, вы куда? – детина в форме загородил мне дорогу.
– Это моя квартира, – я указала на свою дверь всю в царапинах от выстрелов.
– Так это ты! – я обернулась, Маврин смотрел на меня налитыми кровью глазами, его лицо было искажено гримасой ненависти. Он все еще пытался вырваться, и два милиционера еле справлялись с ним.
– Можно? – я вопросительно глянула на них, сжимая в руке ключи.
– Открывайте.
Руки у меня тряслись, я представляла, какой ужас должен был испытывать сейчас Лефлер.
– Андрей! – позвала я, вбегая в квартиру. – Ты как?..
Я замерла, уставившись в момент остекленевшим взором на распахнутую балконную дверь.
– Андрей! – я перегнулась через бортик и глянула вниз. На дорожке около дома уже собрались люди, милиционер пытался их разогнать.
– Осторожно, – послышалось сзади. Повернув голову, я увидела, что ко мне обращается страж правопорядка.
Видимо, что-то в моем лице его тронуло, потому что он участливо поинтересовался:
– С вами все в порядке?
– Не думаю, – я обернулась к окну. – Он мертв?
– Конечно. Неужели вы думаете, что, упав с высоты тринадцатого этажа, можно остаться в живых? Вы знаете его? – после секундной паузы он перешел к официальным вопросам.
– Да. Это Андрей Лефлер.
– А человека, который стрелял в вашу дверь?
– Оставьте меня, пожалуйста, ненадолго одну.
– Да, извините.
Я снова посмотрела вниз: приехала скорая. Мне было хорошо видно, как тело Андрея осматривает человек в белом халате и одновременно что-то диктует человеку в форме.
Андрей не выдержал. Не выдержал напряжения последних дней, бремени страха, в котором уже много месяцев держал его Маврин. Я сознавала, что должен был чувствовать Андрей в последние минуты своей жизни. Когда Сергей начал стрелять, Андрей дико испугался. Мне кажется, Андрей смог бы избавиться от своего утробного ужаса перед Мавриным, только если бы увидел того мертвым. Даже двойная входная дверь не показалась ему надежной преградой. Как зверек, прижатый к краю обрыва, он не увидел иного выхода, кроме балконного окна. Он шагнул в пустоту, в никуда, спасаясь от монстра, преследовавшего его. Сделал свой последний в жизни шаг, шаг к свободе…

 Отправлено: 20.04.07 12:00. Заголовок: Маленький экспромт

Монолог ведется от имени Андрея Лефлера

Осталось всего несколько часов до того, как звякнет ключ, поворачиваясь в замке, войдет охранник, наденет на меня наручники. Я сяду в грязный тюремный УАЗик, на котором меня отвезут в суд, где будет зачитан окончательный приговор. Жаль, что в стране на смертную казнь наложен мораторий. Я хочу умереть, чтобы соединиться с ним в смерти. Я трус и никогда не решусь на самоубийство. Если бы меня приговорили к казни, я был бы счастлив.
Я любил его. Я не хотел его убивать, он сам вынудил меня.
«Убийство, совершенное с особой жестокостью» – значится в моем уголовном деле. На теле жертвы судмедэксперты обнаружили пятьдесят четыре колотых ножевых ранения. Прокурор потребовал для меня пожизненный срок. Адвокат уверяет, что судья ограничится десятью годами. Хороший он, в сущности, человек – мой адвокат. Выхлопотал мне на время следствия и суда отдельную камеру, после того, как меня отказались выпустить под залог. Поэтому ничто не отвлекает меня сейчас от моих мыслей.
Я даже не знаю, где его похоронили. Я просил адвоката сфотографировать для меня его могилу, но тот почему-то отказался.
Мой Любимый уже несколько месяцев гниет в земле, плавясь в червивом соусе, а ведь он меньше всего хотел, чтобы его тело удостоилось такой участи после смерти. Он хотел, чтобы его кремировали. Когда я выйду, если конечно адвокат не врет на счет десяти лет, мне будет лишь тридцать с небольшим. Я выкопаю его останки и сожгу их. Теперь это единственное, что я могу сделать для него.
Он не должен был так умереть. Я не хотел убивать его на кухне грязным ножом. Он достоин был умереть красиво. Из него вытекло так много крови. Кровь была везде. Я обмакнул в нее руки и облизнул их. Как же сладка его кровь! Во всем свете не отыскать чудесней напитка, чем кровь любимого существа.
По окну струятся потоки воды. Лето и осень в этом году выдались необыкновенно дождливые. Я когда-то слышал, что если хороший человек расстается с жизнью, то ангелы плачут на небесах. Я не верю в Бога, но если высшие силы существуют, то это они проливают слезы, скорбя, будучи не в состоянии смириться с тем, что Сергея больше нет…

 Отправлено: 21.04.07 09:20. Заголовок: Первая часть посъядера (возвращаемся в метро).

После взрыва в одном из боковых тоннелей на станции Проспект Мира прибавилось жертв.
- Кто взорвал-то? Анархисты что ли?
- Может и анархисты, черт их разберет. Теперь либо разбирать завалы, либо я не знаю, как будем тут передвигаться, обратный тоннель сам знаешь имеет дурную славу, да еще того, там один из сталкеров остался… или успел уйти или нет, в общем пропал без вести, я уже не говорю про посты охраны. Признаться, это Бес говорит что «без вести», ты-то Геннадич сам понимаешь, придавило грунтом или арматурой, да крысы на следующий день и сожрали. Беса увидишь, не говори. Они вроде как всегда везде вместе ходили. В общем, горе у него вроде как. Он совсем как сумасшедший сейчас… так что того, осторожнее.
- Да… не везет нам последнее время. Второй обвал за год. Что весной-то делать будем, когда реки разойдутся?
- Да хрен его знает! Уходить отсюда надо! Ты слышал, чего эти анархисты рассказывают? Конец света, говорят, будет…
- Да тебе что одного мало было…?
- И метро нашему конец.
- Да ну, чтоб тебя!
Дозорные перекидывались последними сплетнями, в то время как мимо них прошел Бес. Выглядел он, как будто несколько дней отработал на рудниках или в угольной шахте, как на окраинах метро. Его снаряжение было в пыли и комьях грязи, где-то плотная ткань не выдержала и порвалась. Пальцы сбиты в кровь, но, казалось, он не обращал на это никакого внимания. Лицо точно восковая маска, глаза потерявшие блеск тупо смотрят перед собой.
- Здорово, Бес! – нарочито бордо начал Геннадич, - что новенького расскажешь?
Бес посмотрел куда-то сквозь него. Кажется, он не понял всего, что сказал дозорный, смутно кивнув, буркнув что-то вроде:
- В порядке…
Он зашагал прочь.
- Так ведь совсем с ума сойдет… - почесав бороду, заметил второй дозорный.
- Да он уже умом тронулся, кто-то говорил, что видел, как он галлюциногенные грибы покупал, ну вроде как, чтобы с духами общаться… не знаю, получилось у него чего или нет…
- Жалко мне его… такой ведь сталкер был… от бога, если он есть, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…

Бес зашел в свою палатку и рухнул на кровать, не способный больше не двигаться не думать. Он провалился в беспокойный сон и проспал, быть может, час или два, но вдруг что-то заставило его проснуться. Он резко спрыгнул с кровати. Она была в пыли и засохшей грязи. Он лихорадочно попытался все это отчистить, но, содрав поджившую болячку с руки, добавил ко всему еще и собственную кровь… он обессилено сполз рядом на пол, устеленный листами плотного картона и фанеры.
- Прости… прости меня… прости меня… я не могу поддерживать элементарный порядок… я знаю тебе не понравится, когда придешь… увидишь, какой свинарник я здесь развел… ругаться опять станешь, что крысы заведутся… и посуда опять не промытая осталась… ладно отдохнул можно и еще поработать…
На автомате он взял саперную лопатку, потому что остальные были бесполезны, пока не подгонят технику, и отправился в северный боковой тоннель.
- Бес иди домой, а, по-хорошему тебя прошу, - сказал Андрей, который в данный момент руководил разбором завалов, - ты и нам работать мешаешь и себя изводишь лишний раз. Бес смотрел сквозь него. Он не понял слов, которые пытались донести до него. Где-то там его Лера… он ждет помощи… и он должен ему помочь… потому что по-другому нельзя! Потому что до удара они тоже делали все вместе. Потому что, после удара нашли друг друга… потому что самое страшное было уже пять лет как позади… когда с Манякинской красной ветки поперли какие-то гады. Ни то крысы переростки, ни то жмурики какие-то. Вроде без особого интеллекта, но тогда думали, не устоит метро и теперь уж окончательно закончиться история человечества…
Потому что они были сталкерами и кормили станцию Проспект Мира. Потому что без них нельзя. Потому что они вместе…
И, наверное, именно за заслуги Беса особенно не трогали, был бы кто другой - сослали бы в дурку, а там бы особо не церемонились. Да вот жалели все, надеялись, что в себя придет. Но, чем больше проходило дней, тем громче начинали роптать обитатели станции. Кроме Беса на поверхность здесь поднималась еще одна группа, да только сгинула. Ни то к другой станции прибилась, ни то сожрал кто. Сейчас о подобном сложно говорить. А на все даже самые заманчивые предложения подняться наверх Бес отвечал односложно: «Дождусь Леру, подымимся и все сделаем».

- Лаврентий Павлович, ну нельзя так! Ну, надо же что-то решать! Совсем невозможно стало с Бесом разговаривать! Меж тем лето-то закончится, а мы ни запасов не сделаем, ни чем торговать не сможем. Нельзя, чтобы вся станция зависела от одного человека! Давайте наймем кого-нибудь с ВДНХ? Я же не призываю сдавать Беса в дурку… ну может быть уйдет в запой, а потому все встанет на свои места…
- Не смей даже говорить об этом, Кузьма! Они с Санычем нашу станцию спасли, ты думаешь, я не знаю, о чем народ говорит? А теперь значит, когда у них неприятности… замявшись начальник станции, сказал, - …когда у Беса неприятности ты его в дурку хочешь? Ты забыл, почему Манякинские молодчики нас не трогают? Забыл, как под культом личности ходили?
- Виноват… но… за летом и осень придет реки то разольются, потом если это удержим зимой холодно будет… а кто выживет тех точно весной смоет..
- Ты панику не наводи-ка лучше. Приведи ко мне Беса. Я сам с ним поговорю.
Лаврентий Павлович был когда-то командующим гарнизона, еще до удара, имел свою заслуженную дачу и хорошую пенсию. Никогда раньше не мог подумать он, что судьба на старости лет преподнесет ему такой «подарок». Сперва был хаос. Он особо и не старался засветиться. А потом на станции Проспект Мира в очередной раз сменилась власть… а тех, что пришли кто-то вырезал ночью после хмельной попойки так и не узнали кто это был. Ходят слухи, что пришедшие в тот вечер Бес и Саныч не смогли потерпеть беспредела. Как раз тогда и предложили Лаврентию Павловичу возглавить станцию, вроде как человек опытный, авторитетный, не чуждый военному делу. На Проспекте тогда было полное запустение, электричество аварийное и то не везде, фильтры не все исправны, да и шушеры много… такие станции всегда как магнитом притягивают криминальных элементов. На первых парах организовали круг обороны, и опять Сныч и Бес рядом, и первые наверх ходить стали. Сначала в пожарном снаряжении, которое смогли найти, потом в громоздких костюмах РХБЗ, а потом приспособили, скомбинировали, изобрели…
И когда коммунисты с Сокольнической, ныне Манякинской ветки напали – не дрогнули… оказалось, что вождь коммунистов их старый приятель, водочки попили, да торговлю наладили… а потом когда нечисть всякая полезла Манякин им своих МКВД’шников присылал…
…В дверь негромко постучали. Лаврентий Павлович ненадолго погрузившийся в воспоминания даже чуть вздрогнул от этого звука. На пороге стоял Бес. Прошел уже почти месяц после взрыва в одном из боковых тоннелей и все без вести пропавшие были объявлены погибшими, все кроме Валерия Александровича Кипелова.
- Ну, чего стоишь, заходи…
- Звали? – бесцветно спросил Бес. Казалось, будь перед ним теперь сам Берия, ему было бы все равно.
- Звал… Сереж, ну давай начистоту с тобой поговорим… народ нервничает… волнуется… ну ты ли ни боец? Сам должен понимать… на тебя все надеются. Наверх идти надо, на станции проблем полно, да и к Манякинцам сходить бы не мешало помощи попросить для восстановления тоннеля, сам знаешь…
- Лера вернется, тогда пойдем, - как затверженную мантру повторил Бес.
- Так-то оно так, - что-то, а человеческие души научился разбирать «по ребрышкам» Лаврентий Павлович «работа» у него такая была, - но я не думаю, что Лере будет до того, когда он вернется. Ты думаешь, это так просто пробираться по коллекторам и случайным тоннелям? Кто знает, куда они ведут? Откуда известному быть, сколько дней, а может недель и месяцев ему потребуется на то, чтобы найти выход? А после найти нас? Хорошо если к Манякинским выйдет, а если к фашистам? Или торгашам? Опять же время нужно будет для установления личности, пока гонец доберется, пока депортация… так ведь и полгода может пройти и год. А ты что же так будешь сидеть и ждать и рыть землю, быть может, вовсе и ни в том направлении? И что он скажет тебе тогда?
Во взгляде Беса впервые за прошедшее время появились проблески осмысленности. Про себя Лаврентий Павлович вздохнул с облегчением.
- Ну, так, знаешь что… Бес, для начала, приведи-ка ты себя в порядок, а то это, знаешь ли совсем ни в какие ворота, а потом бери кого если надо в помощь и топай прямиком к Манякину, помощи проси завал-то расчистить надо и тоннель восстановить, а там глядишь и Лера вернется, а то и у Манякина встретитесь. Не гоже тебе будет вот так-то являться…
- Да… это вы правильно говорите, - дрогнувшим голосом произнес Сергей, - я так и сделаю… конечно…
- Вот давай мы с тобой сперва поужинаем хорошенько, а завтра и в путь можно собираться…
Жена Лаврентия Павловича быстро собрала на стол. Тот в свою очередь старался ни столько накормить Беса, сколько разговорить его. Теперь ему стало ясно многое, что годами было скрыто за тонкими стенами армейских палаток. За совместными вылазками ребят, за желанием в любом случае, во что бы то ни стало быть вдвоем. И он понимал, что и теперь Бес все отлично понимает. И что картина, нарисованная Лаврентием возможна в 0,001% из 100…
Бес встал из-за стола, поблагодарил за все хозяина, затем решительным шагом направился к себе. Он больше не был похож на человека на грани безумия. В глазах появился блеск, только был он, точно подернутый сизым туманом. За последний месяц он поседел почти окончательно, теперь не было нужды стыдиться этого или скрывать.
Он отобрал самую лучшую снарягу. Надо ли говорить, что он понимал ни меньше Лаврентия Павловича? Фонари, аккумуляторы, дорожная нехитрая снедь, пистолет с глушителем, автомат, рожки патронов и еще патроны… и снова патроны. Две световые гранаты, смена белья, веревки, ножи… все почти как обычно, почти как всегда. Только сегодня основательнее, так, как будто от этой вылазки зависит не только его жизнь, но и жизнь всех обитателей метро.
Он знал, что на Проспект Мира скорее всего больше не вернется. По крайней мере, до тех пор, пока не потеряет Надежду, найти Леру. А он не потеряет, это уж точно.
Конечно, с легкостью можно было пустить себе пулю с лоб, но неведомая сила заставила его встать и идти. Он обменялся рукопожатиями с пограничниками на посту, на автомате брякнул что-то дежурное, и заспешил в темноту тоннеля, в объятия сквозняков, темноты и смрада неработающих воздуховых фильтров.
Фонарь включать не хотелось, Бес хорошо знал этот перегон. Впереди на пару километров ни огонька. Почему-то он считался «дурным», несколько раз здесь пытались провесить новые лампы, взамен уничтоженных во время первого передела границ Московского метрополитена, однако, то случался потоп, то не хватало сил или средств, то вовсе все врывалось. Перегоном этим, несмотря на все эти и некоторые другие нехорошие события, связанные с ним, пользовались довольно часто, но в основном «на вход», а не «на выход». Сергея проводили несколько удивленные взгляды, но никто ничего не спрашивал. У сталкеров вообще редко кто-то что-то такое спрашивал. Если он идет своим путем, значит так надо.
Сперва Беса одолевали мрачные мысли, но скоро монотонность ходьбы убила и их. Он все шел и шел, упрямо, до боли в ногах, до затекших коленей, прокладывал свой отрезок пути в темноте бесконечности. Идти почему-то становилось все труднее. Сергей списал это на усталость и на месячное бездействие, поэтому упрямо втаптывал в шпалы свою неуверенность, суеверность (в метро теперь все были суеверными, иначе нельзя) и остатки страхов. И нечто отхлынуло и отпустило, и уползло в черную дыру в стене, и казалось, будто свежий сквознячок с поверхности донес до Беса легкий аромат расцветающих акаций. Конечно, такого и быть не могло, но достоверно известно, что в том перегоне в тот самый день слышались душераздирающие крики, все подумали, что Беса больше нет, но то был не он. Метро избрало своей жертвой некую группу, направляющуюся в иммиграцию на Проспект Мира.
Он не помнил, мимо скольких станций прошагал не оборачиваясь. На постах охраны его знали, и не было надобности представляться. Когда он понял, что ноги уже совершенно не слушаются, он был уже на подходе к Манякинской ветке. Оставалось еще каких-то метров семьсот. Сергей понимал, что так было нельзя поступать с исстрадавшимся организмом… но, уже буквально падая от усталости, он выстрелил вверх, чтобы привлечь к себе внимание. Ему повезло, в дозоре стоял знакомый. Он-то и доставил его к Манякину на моторизированной дрезине.
Проснулся Бес не скоро, но тут же услышал энергичные распоряжения Мани. Кто бы мог подумать… простой молчаливый ударник явиться ярым коммунистом, желающим навести порядок во всем метро, а помимо того еще и установивший культ своей личности на подавляющем большинстве станций Сокольнической линии. Контролировать линию – это вам не контролировать одну единственную станцию, но Маняикина хватило и на это. Кроме того, линия, понятное дело, получила имя вождя. Пускай правление Мани попахивало Большим Братом и Сталиным одновременно, но контроль не был столь тотальным, как могло показаться на первый взгляд, да и кляузы мирных жителей друг на друга на самом-то деле вообще не занимали Маню. Если бы вы вообще захотели докопаться до самой сути, то с легкостью узнали бы, что такая политика позволяла людям знать, что им делать, а чего нет. Она регламентировала их жизнь и не давала времени на противоправные мыли, не говоря уже о поступках, кроме того, она позволяла Саше надеяться, что если кто-то из его близких или родных выжил, в итоге он будет проходить таможенный контроль… и тогда… с тайным желанием Саша ждал этого дня, тогда гори оно все синем пламенем… но этот радостный день все не наступал и не наступал. Нечастые визиты Леры и Беса вот, пожалуй, и все, что было у него теперь, хотя он не мог сказать, что он был не рад этому. Больше всего Саша боялся, что они не придут, а еще новой катастрофы, которая на этот раз сотрет с лица земли метро и всех его обитателей.
Сергей улыбнулся воспоминаниям, и тихонько позвал Маню, тот быстро свернул свою выдающуюся тираду и выгнал посетителей.
- Серег, чего случилось-то а? Со станцией что? – в глазах Мани светился животный страх.
- Да… там тоннель обвалился. Не до поверхности, конечно, взорвали его, ни то анархисты, ни то черт-знает-кто… в общем техника нужна для расчистки завалов.
- Поэтому ты так торопился? Я уж испугался, что беда какая… что ты без Лерки пришел…
- Типо того, - неопределенно кивнул Бес, - Лера пропал. Там. Во время обвала.
- Думаешь, у него были шансы? – как можно более осторожнее спросил Александр.
- Что значит «были»? – зло прошипел Бес, - наша встреча вопрос времени.
Сергей учился верить в эту «истину» нарисованную Лаврентием Павловичем, потому что наше желание нередко творит самые настоящие чудеса, и уж конечно, несмотря на радиоактивное поражение быть может всего земного шара не испорчена та матрица, которая внимает им и исполняет… всенепременейше… что бы ни было.
- Сколько тебе нужно людей?
- Мне ни сколько… там … на Проспекте нужны люди и техника.
- А ты?
- Что я?!
- Куда ты пойдешь?
- Искать Леру.
- Где? Давай я тебе хоть отряд дам в помощь?
- Мне не нужен отряд, Саш, я тебе только людей погублю, а мы вернемся, понимаешь? Обязательно вернемся…
- Ну, как знаешь… ты даже… если не сразу найдешь, все равно… возвращайся… у меня кроме… в-вас, - чуть запнувшись, сказал Манякин, - все равно здесь никого нет.
- Хорошо. Я недельку у тебя отдохну, а потом двинусь в путь.

Сергей понимал, что необходимо восстановить силы, что ему, во что бы то ни стало, нужно выживать, нужно идти…
Когда на станцию Площадь Революции, где у коммунистов был штаб, спустилась условная ночь, и аварийное красное освещение было приглушено до минимального уровня, ему показалось, что перед его мысленным взором ясно вырисовалась нить. Она была тонкой и серебрилась в темноте подобно сиянию лунного света. Вглядевшись в нее, Сергей понял, что линия наложена на карту метрополитена, не на теперешнюю разрозненную сеть переходов и тоннелей, а на ту старую. Нить брала начало у их родной станции Проспект Мира и шла напрямую куда-то к старой Курской, истончаясь, едва поблескивая, затем потянулась по кольцу сосем уж паутинкой и снова набирала силу к Павелецкой…
Теперь Бес знал, куда ему идти. Он не знал, почему ему был «показан» именно этот маршрут, но сомнений больше быть не могло.
- Я знаю! – твердо сказал себе он, в голове набросав кратчайший маршрут.

 Отправлено: 22.04.07 09:22. Заголовок: от Маврина Лефлеру

Холодная злоба в холодных глазах
Отчаянье, боль, наваждение, страх...
И ты убегаешь, шагнув в никуда,
Ведь я не найду тебя там никогда.

Холодное тело, рассечена бровь,
Из губ твоих струйкой остывшая кровь
И будто улыбка в лице и отрада,
Ведь прятаться больше не нужно, не надо...

Холодное сердце, холодный рассвет...
Ты счастлив теперь. И тебя больше нет...
Ты долго искал свой ответ на вопрос,
А он был так прост, так немыслимо прост...
------------------------------------------------
Я мог бы радостью твоею стать,
Я мог бы все - иль мне не знать?
Быть светом, излучающим тепло,
Ласкающим твоих бровей излом.
Я мог бы столько счастья дать тебе,
Я мог сойти подарком от небес...
Но стал я отчаянием и болью,
Ведь я не отпустил тебя на волю.
И, поломав тебе бездумно крылья,
Теперь не знаю я - ну кем же был я?
И я не смог себе простить, поверьте,
Что стал проклятьем я - твой ангел смерти...

 Отправлено: 24.04.07 16:57. Заголовок: Re:

Я исчезну
Во имя Любви,
Снова в ночь
Распахнув окно...
Той, которой не может быть,
Той, которой и быть не должно...

 Отправлено: 26.04.07 15:46. Заголовок: Мысли;)

Мысли Элькинда:"А еще мне очень интересно, кто же опять возле установки ошивался?..Так...медиатор мавринский валяется...Что же Сергей здесь делал...Играл?...Ага...на барабанах...медиатором...О, чей-то светлый волос...Маврик водит блондинок в студию?..Хм...А!..он же кому-то звонил перед моим уходом...Кипелову, если не ошибаюсь...Маврик водит Кипелова в студию?...Не может такого быть, потому что этого не может быть никогда...Впрочем...он же у нас экпериментатор...движений вверх-вниз".
Мысли Маврика:"И куда я дел свой любимый медиатор?...С этим Кипеловым не только медиатор, но и голову потеряешь и не заметишь...Понесло же его прям за барабаны...Паша, ты не видел мой медиатор?...Мда-а, посмотрел на меня Паша, как Папа Римский на Казанову...Как будто я не о медиаторе спросил, а о чем-то покруче....".
Мысли Кипелова:"Вот же Маврик, зараза...Мало ему нашей квартиры...Приезжай в студию, приезжай в студию...Сочувствую Пашке - каждый раз это чудо рыжее меня к барабанам тянет...Вечно его несет, куда не следует...Скоро останутся от установки рожки да ножки...Будет Элькинд на одной бочке играть...".
Мысли Элькинда:"Точно! Скоро буду я на одной бочке играть...А Маврин скажет, что ТАК НАДО!...Улыбается так хитро...Знает лиска, чье мясо стибрила...Но кто же все-таки приходил?..".
Мысли Маврика:"Вот же Лерка, зараза...Говорил - давай домой приедем...Нет, я хочу сейчас, я хочу сейчас!".
Мысли Кипелова:"Не полезу я больше за ту установку...Экспериментатор, блин, хренов...Надо же и меру знать...Совсем совести нет...И так спина болит, после того как Андрюшка Большаков на ней когда-то покатался...А тут еще акробатикой занимайся...Хорошо, хоть Маврик не додумался в студии какой-нить тантрический секс практиковать...Значит, не надо подавать ему безумных идей, а то он их в жизнь воплотит...Кто звонит?...Ну, конечно, про него только вспомни...Да...Конечно, Сереж, сейчас буду...Началось...Потом снова скажет, что все оно так и было..."
Мысли Элькинда:"Судя по разговору, звонил Кипелов...Конечно, заканчиваем репетицию...Да, я уже ухожу...Ага, я уже ушел...Пошел ты...5 минут...10 минут...Ну-ну...Боже!...Напиться...помолится...застрелится...Все-таки Кипелов...Ох!..Теперь точно застрелится!...Опять на мою территорию...паразиты...Напугать их, что ли, чтоб не расслаблялись?"
Мысль Маврика и Кипа:"Кто здесь?"
Отдельная мысль Маврика:"Кому-то щас дам в бошку!...Кто не спрятался - я не виноват!"
Мысль Кипелова:"Ну что там еще?!...Сережка, не отвлекайся...Нет, только не к барабанам!!!"
Мысль Маврика:"Бедный Паша!"
Мысль Паши:"Бедный я!"
26.04.07

 Отправлено: 27.04.07 13:17. Заголовок: Про меня

Герои: Харьков/Элькинд, А.Л. и Он (именно так с большой буквы, и никак иначе).

Примечание аффтара: рассказ основан на реальных фактах моей биографии. Диалоги воспроизведены почти дословно, ситуации и пол героев подогнаны под конкретную специфику слэша.

Посвящается Екатерине Пяткес (Кэт), Антону Хитько (Городецкому), Борису Красовскому и Анне Вахитовой.

«Из всех способов нанести вред самому себе самые болезненные – те, где затронута Любовь. Мы всегда умудряемся страдать, когда кто-то нас не любит, или кто-то нас бросил, или, наоборот, кто-то от нас никак не отвяжется. Если мы остаемся одни, то страдаем от одиночества, если мы женимся, мы превращаем брак в рабство. Все это просто ужасно! – сердито произнес Петрус».
Пауло Коэльо «Дневник мага»

Сидя на скамейке в скверике недалеко от студии, я с ожесточением стирал Его номер из памяти своего телефона, уже в который раз. Я знал, что, придя домой, удалю Его из списка контактов аськи и электронной почты, затем, чтобы вскоре записать вновь. Несколько дней после этого я буду вариться в своей ненависти к Нему: буду игнорировать Его звонки, если, конечно, Он снизойдет до меня и позвонит, оставлять без ответа Его сообщения. Очередная мнимая ссора, существующая только в моем воображении. Но пройдут несчастные три-четыре дня, и все вернется на круги своя: мой персональный ад, совершив еще один вираж по спирали, выйдет на новый уровень.
Я люблю Его почти пять лет. Как глупо с моей стороны было влюбиться в мужчину! Ведь все началось с невинной шутки – хмельного поцелуя. Так весело было наблюдать за реакцией случайных прохожих, у которых глаза лезли на лоб при виде двух парней, лежащих на газоне и жадно целующихся.
До встречи с Ним я был одиночкой. Он стал для меня всем. От Него я не ждал равноценного ответного чувства, но надеялся все же остаться в Его жизни чем-то особенным.
Я ждал, нет, скорее, лелеял надежду на большее, но мы не зашли дальше поцелуев и засосов на шее. Он любил женщин. Он влюблялся с периодичностью, примерно, раз в месяц. А с интервалом в два месяца Ему разбивали сердце. Он страдал, звонил мне по ночам. Я утешал, целовал Его, довольствуясь крохами. Боги!!!
Постепенно, из-за различия в интересах и пристрастиях, мы отдалились друг от друга, будучи занятый каждый своими делами. Остались редкие встречи, натянутые торопливые разговоры, когда не знаешь, что главное, и вываливаешь первое, что придет на ум.

Мне было тоскливо, с отвращением подумал о возвращении в пустую квартиру, где меня никто не ждет. Чтобы бесцельно не слоняться по городу, я решил навестить Мавриков, с ними мне всегда спокойно. Когда я пришел в студию, выяснилось, что репетиция уже закончилась, я застал только одного Элькинда, который возился с барабанной установкой. Он спросил, как у меня дела, как жизнь. Мы расположились на диване, Пашка болтал без умолку. Его бестолковый треп отвлек меня, я поневоле заулыбался.
Поцелуй застиг меня врасплох. Облизнув губы, я поинтересовался у Паши:
– Зачем ты это сделал?
– Потому что ты такой… – Элькинд в миг посерьезнел.
– Какой такой?
– Ты мне очень нравишься, – Паша потупился.
– Ты раньше целовал мужчин?
– Да.
– Трахался? – я говорил нарочито грубо.
– Да.
– Сколько их у тебя было? – меня начала забавлять эта ситуация.
– Шесть.
Я улыбнулся. «Пашка, гомик?! Кто бы мог подумать!» Я решил немного подыграть ему.
– Хм… И всем им ты говорил, что они тебе нравятся?
– Ну, да. Но ты другое, – поспешно добавил он. – Я люблю тебя.
– Я хочу… Нет, я готов тебе поверить, – медленно проговорил я, ближе придвигаясь к Пашке. – Но я не хочу быть седьмым.
– А чего ты хочешь? – спросил он, наклоняясь ко мне.
– Я хочу, чтобы твое сердце было моим.
– Тебе достаточно пожелать, – прошептал он, снова целуя меня.
– Я не волшебник, – произнес я в ответ, одновременно притягивая Элькинда к себе и впиваясь ногтями в кожу на его шее.
Паша, должно быть, был удивлен, с какой легкостью я принял его неожиданное признание. Видимо, не веря своему счастью, он время от времени прикасался ко мне, как бы проверяя, не иллюзия ли я.
– Приезжай ко мне в пятницу. Я буду весь день свободен.
– У нас репетиция назначена на три часа.
– Тогда приезжай утром.
– Договорились.

Никогда не посещала мою голову мысль, что пока я сгораю от любви к Нему, кто-то в это самое время не сводит с меня влюбленного взгляда и томится от нестерпимого желания. Чужое чувство любви, обращенное на нас, льстит нашему самолюбию, нередко рождая ответное чувство симпатии, которое легко спутать с привязанностью.
Мне надоело, просыпаясь по утрам, чувствовать, что голова покоится на подушке, обернутой в несвежую наволочку. Хотелось, очнувшись ото сна, ощутить под щекой теплую кожу чьего-то плеча. Мое чувство к Элькинду было сродни тому, которое толкает одиноких людей заводить домашних питомцев.
Отправляясь к Паше, я не сомневался, что он попытается затащить меня в постель. Пока добирался до него, так и не смог определиться, готов ли я к близости с ним.
Мы попили кофе на кухне, потом переместились в спальню. Стянув с меня футболку, Паша принялся целовать мою грудь, затем обратил свое внимание на мои соски: обхватил губами левый, слегка прикусил зубами, потянул.
«Приятно, однако», – подумал я, запуская пальцы в Пашины волосы.
«Тоска смертная», – думал я, спустя несколько минут. За прошедшие 240 секунд Паша не продвинулся ни на миллиметр ниже по моему торсу, продолжая забавляться с сосками, переходя от одного к другому, и обратно, громко сопя при этом. Впрочем, он успел расстегнуть молнию на моих джинсах и запустить под них руку.
Я вывернулся из-под Элькинда.
– Что-то не так? – забеспокоился Паша.
– Да, нет, все нормально, – не очень уверенно промямлил я.
– Я слишком тороплю события?
Вместо ответа я улыбнулся.
– Может еще по чашечке кофе? – нашелся Паша.
– Давай, – согласился я, поднимаясь с кровати и застегивая джинсы.
Придя на кухню, я устроился на облюбованном мною с первого взгляда табурете, поджав под себя ноги.
После двух чашек, мы снова переместились на кровать. На сей раз дело пошло быстрее. Элькинд быстро раздел меня. Проложив дорожку из поцелуев по груди и животу, он занялся моим пенисом. Прошелся острым языком по стволу, коснулся чувствительной головки, взял в рот. Мне вдруг пришло в голову, что он, наверняка, попросит оказать ему ответную любезность. От этой мысли меня покоробило.
– Сколько времени? – я попытался приподняться на локтях.
Паша выпустил мой член изо рта.
– Какая разница?
– Мне уже пора.
– А, может, не пойдешь? – Паша навалился на меня, придавливая своим телом.
– Нет, пойду, – твердо сказал я, одной рукой шаря по полу в поисках плавок, другой – отбиваясь от Паши.
Выбравшись из квартиры Элькинда, поспешил на репу, по дороге перебирая в уме отдельные моменты свидания.
Придя вечером домой, я, первым делом, позвонил Ему и все рассказал, не упустив даже интимных подробностей. Его это сильно позабавило. У Него явно воскрес интерес ко мне: Он припомнил, что мы давненько не общались по-человечески, намекнул, что неплохо было бы встретиться. Я был счастлив.
На следующий день позвонил Паше, и, не дожидаясь предложения с его стороны, первым попросил о новом свидании.
– Встретимся?
– Завтра? – неуверенно произнес Паша.
– Да.

Я твердо решил отдаться Элькинду.

Я сдерживался, сколько хватало сил. Мой крик, наверное, был слышен во всем доме.
– Очень больно?
– А ты как думаешь? – зло прошипел я сквозь зубы, отпихивая от себя Элькинда. Провел рукой по анусу, на пальцах осталась кровь. – Мне нужно в душ.
– Да, сейчас, – засуетился Паша.
Пока он прибирал в ванной, убирая подальше тазик с замоченными в нем штанами, я стоял в коридоре, обнаженный, пошире расставив ноги.
– Вот, – Пашка протянул мне полотенце.
– Спасибо.
Я залез в ванную, включил воду. Элькинд не уходил.
– Хочешь присоединиться?
– С удовольствием, – он плотоядно ухмыльнулся.
– Выйди, я быстро, – с этими словами я задернул шторку.
Из душа я вышел голый и распаренный. Паша уже успел убрать покрывало, на котором остались пятна крови. Элькинд усадил меня рядом с собой. Я надеялся, что он пожалеет меня, и не будет приставать, но жизнь показала, что милосердие Пашке чуждо: он все-таки меня… Описывая свои впечатления Ему, я захлебывался слюнями, хотя в тот день я ушел от Элькинда с желанием, никогда больше его не видеть.
Но… Так не хотелось вновь остаться одному. Я решил подождать и посмотреть, что будет дальше.
Нам, к слову, не так часто удавалось встречаться, как хотелось бы Пашке. У меня гастроли, у него запись, я сутками торчу в студии, у него турне по городам и весям. Такие отношения казались мне необременительными и полностью устраивали. Наверное, только благодаря нашей общей загруженности, мы, без ссор и скандалов, протянули почти год. Хотя первые звоночки протренькали уже давно. Я никогда не целовал Пашу первым при встрече или расставании, когда его не было рядом, почти не вспоминал о нем. А в последнее время сам того не замечая, изобретал причины, чтобы свести наши и без того редкие встречи к нулю.

Я приехал к Элькинду без приглашения и предварительного звонка, справедливо полагая, что в одиннадцать вечера, он, скорее всего, дома. Паша, действительно, был дома, причем не один. Он угощал кофе А.Л. После моего прихода, последний пробыл еще десять и минут и, откланявшись, вышел в ночь. Я опустился не еще теплый табурет.
– А ты знаешь, что этот мальчишка влюблен в тебя?
– Да, но мне нет до него дела. Я люблю тебя.
– Ты это уже говорил.
– Ревнуешь?
– А есть повод?
Я пытался играть в безразличие, но в глубине души уже зашевелилось чувство собственничества. Я почувствовал себя волком, у которого собираются отнять законную добычу. Это новое чувство позволило нашей связи худо-бедно просуществовать еще два месяца, по истечении которых уже от одного вида Паши я начинал заводиться. Меня бесило в нем все, начиная с его дурацкой привычки шутить по поводу и без, и кончая манерой разгуливать по квартире в футболке и трусах на босу ногу. Я не мог простить ему его любви ко мне, не мог не замечать, насколько он не похож на Него. Я изводил Пашу: назначал свидания и не приходил, перестал оставаться на ночь. Мне доставляло садистское удовольствие высмеивать Элькинда в личных разговорах с ним, и поносить Пашу за его спиной.
Наконец, ужас достиг апогея. Мне, казалось, что меня душат, отношения с Пашей давили, не давая свободно вздохнуть. Я не выдержал: отправил ему sms-сообщение «Не хочу тебя больше видеть». Отключил телефон.
Каково же было мое удивление, когда на следующий день Элькинд заявился ко мне в самом радужном настроении.
– Какого черта ты здесь делаешь?
– Не очень любезное приветствие. Знаю, ты не любишь, когда я являюсь без звонка, но я вчера потерял телефон, а новый еще не купил.
Невероятным усилием воли я подавил желание врезать Паше. Он пришел затем, чтобы пригласить меня на концерт, который Маврики должны были играть в Санкт-Петербурге через несколько дней.
– В Питер поедем на автобусе, пробудем там пару дней. Поехали, устроим себе маленький праздник, – по-видимому, Паша продолжал верить в наши отношения.
Я подумал, что случай с телефоном был знаком, что судьба дает мне шанс исправиться.
– Ладно.

В назначенный день Паша заехал за мной, чтобы отвезти в студию, от дверей которой через два часа отбывал автобус.
– Ты готов?
– Я не поеду, Паша.
– Что-то случилось?
– Нет, просто я не хочу ехать, извини.
Паша в миг погрустнел, от его улыбки не осталось и следа. Он даже не поцеловал меня перед уходом.
Я остался один, мучимый сомнениями, Я пытался убедить себя, что поступил правильно, что наши отношения рано или поздно сошли бы на нет, но у меня ничего не получалось.
Я почувствовал, что мне срочно необходимо поговорить с Пашей. Я быстро добрался до студии. При виде меня в Пашиных глазах отразились удивление и радость.
– Ты передумал? А где твои вещи?
– Я не…
– А, Леша, здравствуй. Паша, вроде, говорил, что ты собираешься ехать с нами, – Маврин как всегда подкрался незаметно.
– Я просто хотел пожелать вам удачно съездить.
Я вылетел из студии, проклиная себя, на чем свет стоит. Мне еле удавалось сдерживать слезы. Шел по улице, не разбирая дороги. Вдруг мой взгляд зацепился за фигуру на другой стороне улицы – А.Л. Плохо соображая, что делаю, я пересек дорогу и пустился вдогонку за ним. Я нагнал его, схватил за плечо, останавливая.
– Привет.
– Здорово, – судя по его тону, он не был рад меня видеть.
– Тебе нравится Паша? – начал я без предисловий.
– А тебе какое до этого дело? – парировал он с вызовом.
– Если Паша тебе нравится, то забирай его себе. Дарю. Он мне больше не нужен, – и, не дожидаясь ответа от опешившего А.Л., я быстро зашагал прочь.
Пройдя несколько кварталов, я остановился, чтобы отдышаться. «Господи, ну, почему я такой, почему я не могу любить Пашу, зачем я мучаю его! Ведь он не виноват, что я такой моральный урод». Меня захлестнули угрызения совести: я снова, уже в который раз за этот день, поменял свое решение, развернулся, побежал обратно, не разбирая дороги, толкая прохожих. В спину мне неслось недовольное «Осторожно, молодой человек». «Я должен успеть». Преодолев расстояние до студии в рекордный срок, я уперся в наглухо запертую железную дверь. Я со всей силы ударил по ней кулаками, слезы брызнули из глаз. Я опоздал…

Итак, я вернулся к тому с чего начал: я снова один. Маврики очень удачно съездили в Питер: обратно Паша и А.Л. вернулись уже как пара. А Ему, по-прежнему, нет до меня дела. На мою долю остались только бутылка вина, долгая ночь впереди и пачка крепких сигарет, главное, пережить эти несколько мучительных часов, а там видно будет…

 Отправлено: 28.04.07 17:47. Заголовок: Re:

Я бы даже не назвал это слешем. Скорее размышления о судьбе, о событиях, всем известных, глазами одного из участников. Очень вольная интерпретация на тему. Своего рода Реквием по мечте.

- Здравствуйте.
Я застыл на пороге студии.
- Здравствуйте… - русоволосый парень окинул меня любопытным взглядом. – Вы к кому?
- На прослушивание… в группу Ария.
- А… Эй, Холст! Принимай новобранца! – проорал парень во всю глотку куда-то в сторону. И снова повернулся ко мне.
- Да заходите, не стойте на пороге, сквозит. Меня Валера зовут кстати.
Он протянул руку, я ее от души пожал. Мне почему-то сразу понравился его добродушный незамысловатый вид. Он обращался ко мне на вы, и это тоже было как-то непривычно.
- Сергей. – Представился я.
- Гитарист значит? – Валерий покосился на гитару в моих руках.
- Ну типа того.
- Давно играете?
- Прилично. В составе Черного Кофе немного побренчал.
При упоминании известной металлической команды глаза Валеры загорелись.
- Правда? Здорово… Вы Сергей Маврин, про которого легенды ходят?!
Я почувствовал как уши заливает краска. Ну вот опять!
- Ну какие легенды!
Но Валерий меня уже не слушал. Он побежал куда-то в соседнюю комнату.
Я пожал плечами и огляделся. Студия как студия. Ничего лишнего, небогатая аппаратура, какие-то ноты, листы с текстами, на стене – не то график, не то расписание, под которым зеленым фломастером нарисована без особых худспособностей веселая физиономия, на которую указывала стрелка с надписью «Дуб». Короче говоря, ничего особенного, если не считать того, что эта студия принадлежала самой известной «тяжелой» группе в стране.
Меня приняли хорошо, конечно Владимир Холстинин придирался по началу к каждому моему аккорду, но потом и это прошло. Я сумел доказать что имею право на то чтобы остаться в группе, и не нашлось ни одного желающего возразить.
Сначала были записи, я частенько записывал свои партии дома, на магнитофон, принимая пожелания по поводу конечного результата. Помнится мне нужно было изобразить Паганини – на гитаре-то! Но я справился, принес в студию, но прямо там мне пришлось переиграть.
Потом концерты… мне нравилось быть среди этих людей. Тогда время было совсем иное, а может быть иными были мы… чище, честнее что ли? Говорят, сейчас от Арии осталась одна красивая обертка, под которой собственно одна грязь. Я не знаю, не возьмусь судить тех людей, с которыми свела меня судьба. Не быть циниками в наше время очень сложно, вот и мне избежать этого не удалось.
Андрей часто спрашивает меня – как было тогда? А я не могу ему этого объяснить, могу только показать – старые фотографии, некоторые из них черно-белые, некоторые цветные. На них мы еще не знаем что такое разочарование, что такое пустота. Нет, были, конечно, неудачи, были проваленные концерты, были загубленные песни… но все это можно было исправить, на одну неудавшуюся песню приходилось десять шедевров. Потому что тогда мы знали, ради чего и ради кого мы это делаем. Ради людей, пытающихся найти свое место после распада Союза. Ради самих себя, потому что так хочется верить, что все не напрасно, что все будет хорошо…
А потом все начало ломаться. Сейчас я уже даже не скажу, что послужило причиной, давно это было, и поначалу никто не обратил внимания. Ругань и скандалы? У кого их не бывает? В коллективе работать сложно, особенно в таком. Группа это как большая семья, и с ней происходит то же самое. Переживем, мы же команда! По-крайней мере мы с Валерой искренне в это верили. Но Холст с Дубом считали несколько иначе. Холстинин почувствовал власть. Ему нравилось управлять процессом, и со временем в группе стало веским лишь одно мнение. Ну два от силы, поскольку не брать в расчет Дубинина было сложно. Между ними было нечто такое что тогда мне показалось абсурдом. И они даже не думали этого скрывать. Но в конце концов это их дело, и никого больше.
Но возможно с этого момента для меня многое изменилось. Я наконец смог дать название чувству, которое окутало меня почти с того момента как я пришел в группу. Сначала я думал что это была дружба. Творческая симпатия, родившаяся на почве схожих взглядов, и усиленная одним лагерем в момент раскола. Но проходило время, и я начал понимать, что это куда большее, чем привязанность.
Молодости свойственны ошибки, но это было пожалуй самой грандиозной из них, которая только могла с нами приключиться. Это сейчас по прошествии многих лет я понимаю, что уже тогда было ясно – исхода не будет. Мы шаг за шагом приближались к краю, с упорством обреченных снося все преграды. Но мы шли к этому краю вместе. И потому он казался нам вечностью.
А потом Валерий сломался. Он сказал, что уходит из группы, когда все в очередной раз собрались на репетицию. Помню как Холст орал, даже угрожал, но что он мог сделать? По истечении контракта Кипелов мог свободно покинуть группу, что он и сделал. Без скандала, совершенно спокойно он собрался и ушел. Даже для меня это было неожиданностью, я всегда полагал, что узнаю о его решении первым. А узнал вместе со всеми. Я был на него зол, я пришел к нему с намерением разобраться. Я думал, что увижу человека, которому наплевать на всех и вся, но увидел совсем другое… Я никогда прежде не видел, чтобы он плакал…
Следом за ним ушел я, тем самым выразив несогласие с происходящим. Потеря сразу двух человек сильно сказалась на группе, и в какой-то момент мне показалось что Ария обречена. Но они выстояли, и не просто выстояли, а еще и пошли на взлет – вновь, пригласив назад Валеру.
Холстинин пошел на компромисс, что само по себе заслуживает восхищения! Кипелов согласился, и вернулся в группу. Один, потому что меня пригласить забыли. Незаменимых гитаристов не бывает, сказал мне Дубинин, да я собственно и не собирался возвращаться, поняв что обратной дороги не будет ни для кого из нас. Кипелов лишь убедился в этом чуть позже.

Альбом «Смутное время» свело нас вместе. Это был сильный проект, как глоток свежего воздуха, и наверное я вправе назвать его лучшим что мы смогли сделать. Звук, подборка песен, новые аранжировки… это была своеобразная кульминация нашего творчества, да – тогда оно еще было «нашим». И я рискнул предложить сделать еще что-нибудь такое, но… Валерий сказал «нет».

Так наши пути разошлись. Я занялся сольными проектами, собрал группу, и не долго думая назвал ее Группа Имени Меня, здраво рассудив что зачем трать лишние силы на раскрутку неизвестного бренда.
прошло какое-то время, я работал со многими музыкантами, искал голос. Тогда я познакомился с Артуром, и даже записал с ним альбом, который сейчас многие называют попсовым. А мне нравилось. Главное нам было легко работать, Артур прекрасно понимал чего я хочу, и давал мне возможность экспериментировать. Но нам пришлось расстаться, и наверное по моей вине.
Потом были еще записи, новые голоса и имена, но я так и не смог найти того, что мне было нужно. Или кого.
Когда Валерий окончательно разошелся с Арией, я даже не удивился. Он предложил мне поучаствовать в его проекте, я согласился. Почему бы нет? Зачем лелеять старые обиды, все равно все это было давно и не правда.
О, проект «Кипелов»! пожалуй самый мощный и дерзкий взлет того времени, затмивший даже Арию, тем более Арию, которая год за годом сдавала позиции… сколько было разговоров, да и сейчас если прислушаться можно различить множество «за» и «против». Наш «металлический» мир словно бы раскололся на две части, одни поносили нас всех последними словами, похоронив живьем, другие же радовались появлению новой сильной группы. Были и третьи, кто остался верен Арии, и пусть даже это уже была совсем иная музыка, и совсем иные люди.
А мы давали концерты, писали песни, воплощая в жизнь давно задуманные, и родившиеся только что идеи, теряя старых друзей и обретая новых… И снова мне начало казаться – вот оно! То самое, что так неосторожно разбили тогда… не погибло, не исчезло, просто уснуло, и сейчас, вот да, - сейчас! – проснулось, и стало еще сильнее. И теперь уже никуда не денется. Какая наивность! Даже смешно. Возможно впервые за много лет я был счастлив, и не собирался от этого счастья отказываться.
Но это я, не он. Ему нужны были мои идеи, а не я сам. И когда ему перестало нравится что и как я делаю, он дал понять что пора снова разбежаться. Это как когда слушаешь на полную катушку любимую песню, и тут вырубают свет… и ты не понимаешь – ну, ну… где?! - куда деть эмоции, когда вместо музыки глухая тишина и темнота.
… давай останемся друзьями, я же не предлагаю тебе откреститься друг от друга… просто я хочу другого, ты не понимаешь…
… я понимаю, что ты останешься один…
Мне было куда возвращаться. Мне было куда приложить все невысказанное. И потому я ушел, поняв раз и навсегда – это конец. Ему никто не нужен кроме его самого. Я не знал чего он хочет, о чем мечтает, чему радуется. Его слава к тому времени была уже слишком велика, чтобы кто-то смог разобраться в хитросплетениях его души.
Не знаю, возможно и его гложет чувство потерянного навсегда шанса, возможности доказать что все было не напрасно. У каждого из всех нас оказалась своя судьба, в конечном итоге все равно сплетенная в один узор, потому как все-таки мы еще живы, и мы еще помним, и в глубине души каждый из нас верит в то, что называется Рок, верит по-своему, как умеет, в конце концов! но не верьте, если кто-то из нас скажет вам что ничего нет и никогда не было….

- О чем ты думаешь? – Андрей прикоснулся губами к моему виску. – Такое впечатление что пытаешься решить вселенскую проблему! – он рассмеялся.
- Нет, ничего особенного, просто вспомнилось кое-то.
- Что же? М? может расскажешь?
- Ну уж нет. И тем более ты знаешь эту историю. Она скучна и неинтересна. И возможно у тебя будет своя история, так зачем тебе слышать чужую?..
Да, все слышали эту легенду о динозавре, почти у каждого уважающего себя металлиста есть толстенькая книжка в черном переплете, местами похожая на отборный анекдот, но это лишь на первый взгляд, стоит копнуть поглубже и можно почувствовать непривычную, неуместную, непонятно откуда взявшуюся горечь.

 Отправлено: 30.04.07 20:04. Заголовок: маленькая зарисовка

Бесконечное "занято...занято" в твоем телефоне...Ты молчишь уже третий день...Чем же я заслужил твою немилость?...Неосторожно посланной шутливой смс-кой?

Твой голос среди домашнего скандала звучал успокаивающе...Я выбежал из дома, пожелав ссорящимся поскорее сожрать друг друга и не трогать меня. Я шел по темному городу и слезы обиды не давали нормально смотреть на дорогу. Никому не было дела до того, куда я исчез...Тогда я набрал твой номер...
Я люблю приходить к тебе домой - там так тепло и уютно...Ты играл, а я мог слушать тебя бесконечно...Заходя к тебе минимум на час, я пропадал часа на три-четыре, а то и все полдня.

Твои пальцы искусно и легко летают по грифу, гитара смеется и плачет в твоих руках. Иногда ты поднимаешь голову и окидываешь меня внимательным взглядом. Я люблю в эти мгновения наблюдать за выразительной мимикой твоего лица. Однажды ты присел рядом, продолжая что-то наигрывать и заглянул мне в глаза. Что-то странное промелькнуло в твоем взгляде. Ты притушил его, опустив веки... Я почему-то смутился...Прерванный аккорд звенящей нотой повис в воздухе.

 Отправлено: 06.05.07 21:05. Заголовок: Re:

Если вы читали Легенду, то помните, что было время, когда два моих музыканта сбежали от меня работать за границу. Чем они там занимались на самом деле, никому не известно, но кое что я вам расскажу

Маврин крадучись шел по коридору огромного особняка, в котором уже две недели они с Дубининым жили, а вернее были заперты. Выходить им разрешалось только на концерты, да идти им было собственно не куда. В дополнение ко всем неприятностям, в этом же особняке жили и все остальные музыканты и их горе-певичка.
Вдруг его кто-то схватил за плечо и втянул в какую-то нишу, так, что их из коридора увидеть было не возможно. Сергей резко обернулся и с облегченным вздохом прижался к Дубинину.
- Виталя! Ты…
- Тихо, - перебил басист, обнимая его.
- Сережа! Дорогуша, где ты? – раздался пьяный женский голос с сильным акцентом.
Сергей уткнулся лицом в плечо Виталика, тот крепче прижал его к себе и погладил по рыжим волосам.
Женщина, покачиваясь, прошла по коридору и скрылась, продолжая звать Маврика.
- Господи! Как мне осточертела эта глупая, страшная и вечно пьяная баба! – простонал гитарист.

Певица, с которой они сейчас выступали, была на редкость бездарной, но имела богатого и влиятельного мужа. Который исполнял ее прихоти, устраивал ей выступления и приглашал музыкантов, которые менялись едва ли не каждый месяц. К тому же дама была падкая на симпатичных парней, и в данный момент ее интересовал Маврик. И она, не стесняясь, распускала руки при каждом удобном случае. Маврик вежливо улыбался и проявлял чудеса изобретательности, отбрыкиваясь от ее предложений разделить с ней постель.

- У меня хорошие новости, - прошептал Виталя ему в волосы, поглаживая Сергея по спине. – Я сегодня звонил Валерке, они ждут нас обратно в Арию.
При упоминании имени Кипелова у Сергея чуть слезы из глаз не брызнули, он так по нему соскучился, и по остальным ребятам тоже.
- Правда? – только и сумел выдохнуть Маврик.
- Правда, Сережа, - ласково улыбнулся Виталя.
Маврик поцеловал эту улыбку, потом обнял его покрепче за шею и принялся покрывать страстными поцелуями его лицо и шею. Виталя отвечал ему тем же, расстегивая на нем рубашку.
- Подожди, подожди, мы же не здесь этим займемся, - шептал между поцелуями Дубинин, прижимая Маврика к стене своим телом, и стягивая с него рубашку.
- Пошли к тебе, там эта баба меня искать не будет, - предложил Сергей, вцепившись в плечи басиста.
Они, тяжело дыша, оторвались друг от друга и короткими перебежками двинулись в сторону Виталиной комнаты, целуясь на каждом углу.
Как только за ними щелкнул замок в двери, они тут же повалились в постель, срывая друг с друга одежду.
- Дуб! – выгибаясь под ним, закричал Маврик, когда Виталя вошел в него. – Ты забыл…
Но Дубинин только нетерпеливо зарычал и впился в его губы, слегка покусывая их. И через минуту Маврик уже забыл о боли, отдаваясь ему со всей страстью, на которую только был способен.